Читать интересную книгу Межгосударство. Том 2 - Сергей Изуверов

Пришлось извернуться чтоб дьяволы не на шматофрагменты. Сжаться, обхватив себя, нарочито расслабить, выжидая ослабления хватки, фазы для аппеля. Которые схватили, имели особенные цели, крепко взявшись за все, осторожно орудуя когтями и зубами, не изранить плоть, стремительными скачками вглубь атолла, от побережья сторону. Похищением дрессированными дьяволами, ранее не слыхал, мог вообразить, если бы натолкнули. Двигались слаженно, скакали в синхрон, слышал их шумное из сведённой усилием пасти, скрежет когтей и лап о землю, царапанье шкур о эксаудиризмические кусты. Полтора бега, оказались на безлесном пространстве степи-пустыни, над головой поллуксы, стадиодром быстрее. Спиной вниз и иной раз голову, надеясь распознать, куда, далёкие очертания эскарпа и башни на горизонте вместе с рассветом. Не могу сказать, за ночь пиллигримства образом, члены затекли или утратили, малость спина, хоть и поддерживаема, в месте поясницы стыконапрягалась. Удалось малость вздремнуть или провалиться под утро, от безысходности отыскать кровать или соломенный тюфяк в углу вонючей залы пухнущей от пьянства таверны. Очнувшись, впереди башню, выраставшую стремительно, рысь дьявола, стал соображать, сидит, телескопическим оптиметром на вершине, потрёпанным до чрезвычайности штандартом, видавшим Иерусалима, торчащим из одной из узких машикулей, выведенной из стены кирпичной позднего строения, неудержимым дымом, зародившемся в тигле, похожим на вытянутый вверх балкон эркер-клозетом. Ещё ручные дьяволы. Оставили лежать на заставленном дудорой, телег с вышаром и виней на кривых палках, внутреннем перед башней, уже сообразил, заказал первый Невшатель, прародитель Аристовулов, Христодулов, Эмеринцианов, Фавстов, Виаторов, Малгоржат, Иулианов и Вестфалий, рода самоубийц и толкателей невидимой пеладофобической истории. Анатолий I, сын Готффрида, на промысел в Англию, восхищённый коррупцией, судейским произволом, засильем феодалов, непомерными акцизами, под эпиклесой Джек Кэд подбил к мифической лучшей в Кенте, переросло едва не в гражданскую, крестьяне поимели права не кланяться в трёх английских Суссекс, Эссекс, Суррей, без малого двадцать тысяч под ещё более потрёпанные знамёна, у хозяина башни, поискать таверну в Лондоне, прогнали короля, поддержкой бедноты, жгли дома видных и противных человечеству фискалов, убивали самих. Подавлено и Анатолий, так распалился идеями, короля действительно за врага, совокупил горло с кинжалом. Виатора Замека, сына Карла I и внука Готффрида, личным пускателем крови Карла Смелого, долгие плетя по спасению сюзерена, будто предавал и загонял в ловушку. Закончилось на обледенелых полях Нанси, войско Карла приведено в ничтожество, все баннереты и бакалавры Бургундии, кондотьеры и ордонансные роты разбиты и повёрнуты вспять, герцог убит. В бою, под обстрелом арбалетов и аркебуз, Виатор Карла тайно бежать, натыкают неизбежно, впоследствии кинулся к телу другого как, свершив долг, с чувством удовлетворённости в чреслах, закололся затягивающими рану травами по кромке. Примером яростного сотворения лысеющей от собственной хитровыебанности, никому не видна, Атаульф Грубер, сын Нестора Грубера, праправнук Готффрида, дьяком посольского приказа в Москве, полжизни положил, «Вести-Куранты» пылились под троном и лавками, отчаялся, писцы не типография, надышался парами ртути, узреть в видениях. Руфия Вуковар, дочь Китежа, внучка Елисея Новоиорданского, приобщился к роду посредством с распутной Ксенией, праправнучкой Готффрида, дочь не побрезговала с цвергом, жившая в Кёльне, Фарину на рецепт, теперь уж точно можно без омовений. В предсмертной отказалась от агнации с Елисеем, считать себя Вуковар, отметила добрым антрахасы из тигльной. Примеров две дюжины. Основывали, решающую в эрзац-битвах, легендарные захоронения, описанные только, читало меньше чем сочиняло. Не Серапион, отец Ксении, не ордена иезуитов, Нестор Грубер Уильяму Гильберту электрический всестул, Христодул на шведский Библию, Иродион иммигрировавший наоборот в Австрию, с Генри Миллом механизм быстрой последовательной, последний запатентовал. Поднялся на ноги, к окованной железом, обрамлённой шляпками толстых, так же размеренно навозом. Чуть приоткрыта, рот томной грешницы. Расширил щель и протиснулся, возжелавший всего срамной арсенал. Препятствием винтовая, напоминающая собственную, в сердце маяка. Покой, по окончании лестницы, громаднее кабинета бойких слов, на несколько светлиц. Палисады из красного камня, что и печная трембита, не облагороженного, увешенного полиптихами, эспадонами, пустующими кренгельсами, для пламенников и обручальными. Передняя смехотворна. Соляным жерлом камин, четыре резных кругом, приземистый деревянный ортопедник с высокой спинкой, низкорослая ишачья спина перед. В следующую лакейскую закрытая было, не успел как следует, составить тавтологию, глориловал сам. Через помянутую, в свою теоретизировать званого. Не остался в долгу, показаться таким уж скромником, каким был. Готффрид Новый замок, натурфилософ, рыцарь и путешественник довольно высок, о плесень Эдема, горбат. Угрюмое, глубоко посаженными, физиономией позабытого землепашца, поднявшегося с земли, порочного, скверной наследственностью, никак не лицом знатного предположительных средних веков-мужеложцев. Руки длинны и едва до колен, ноги, короче и кривые, у жителя пампасов, слезает с клеппера, не может на надлежащий положению скинию. Много, многовероятно, предки не уведомлены о кровосмешении, плачевный результат. Готффрид смотрел чёрными глазами, без враждебности, с любопытством. Доброго, как сама помпезность, дня, прошу прощения, отрываю от горбатости, явился без приглашения, которое можно пощупать. Представиться. Христофор Радищев. Готффрид, не выявляя замешательства или намеренья объясниться. Настала не совсем ловкая, сначала утонула, была спасена, теперь уже вынуждавшая. Донесли, Тасман опять приплывал открывать пафос? Даже наблюдал, в распоряжении годный прибор. Твёрдо решил не потакать каляканью, затащил, прикидывается хозяином, принимающим то гостя, то пленника, сам и объясняется. Не располагал иными средствами и, что хуже, иной возможностью в отношении к вам, так что экскеземуа за тилацинов. Говорил неприятным густым с дребезжанием на гласных в изолированном произнесении, если особенно не вглядываться в свирепое личности, впечатление приятное. Требую дать в развёрнутом. Охотней охотного, только так ноги затекут. Указал на диван и кресла перед. Пусть расколется тот из нас, кого взяла в плен история моей, но я-то отношусь трепетно к каждому потомку, а кроме того хартия, ну это уж слишком, вы что, суеносный биограф, а ведь она сберегаема непонятно какими вздорными силами. В цель, но не предусмотрено молоко, всё это не очень меня интересует, но весьма занимает сознание. А так же художественный конспект-кропание событий на континенте, про хартию и моего неоднозначного потомка, положите роялти под башню. Даже сам не смог бы более точно изложить свои планы, кто-то мог бы поименовать творческими. Но откуда такая осведомлённость, я же не исповедовался в рупор? Это книжные новости, сынок, всегда расходятся быстрее прочих и плюс тилацины. В шпионаже нужно письменно. Как и вы. Только мой вынужденный, а ваш для развлеченья ума с исторической подкладкой, отвечайте, приемлите или нет подобный термин? В таком случае все историки продавали мам, археологи сексоты мирового зла, а писатели его руководители. Рад, что вы так кинжальны к этим канальям, но у меня ответственность, я же фрикционировал, от чего всё и завертелось. Ладно, не исходите предвкушением темницы и гряканья мисок, я не помешаю вам развернуться, даже развернусь за вас без указания соавторства. Озвучите сочинение шестисотлетней как высиживали философский камень? Все алхимики только про это и могут бакланить. О большем изворотливому сочинителю вроде меня нельзя и мечтать. С огромной благодарностью ваше сочлось нужным, корректировки тех исторзарисовок, просил бы быть моим цензором, по окончании бурления прочесть, внести, правки, глоссы, несколько касательно обложки, несколько рекомендаций надёжным издателям здесь и на Пангее. Благодарю (покорно). Встал, ненадолго вышел, тут же с тёмной от пыли акстафы и двумя серебряными. Кровь младенцев в тигле с молоком Богородицы, в соседнее кресло, пригубив, заговорил снова. Считаю нужным условиться, диалектически познаём или монолог. Будут вопросы, это не вопрос, проблеяте. Вещайте, коллега. Я начинаю со второго начала. Искать хартию я отправился не сразу после собственного рождения, как это кто-то мог бы вообразить. Сперва требовалось установить её существование и разобраться, есть ли хартия и хартия ли это, и даже более того, есть ли нечто вроде хартии и почему вообще должно быть нечто вроде хартии и кто я сам вообще такой. С самого начала мнение и знание, ну вы читали этого гореутописта Платона. Я-то никогда не думал, что Спарта идеальна, но из-за дутого авторитета пришлось ознакомиться и первое время действовать в соответствии. Федры и Критии стукнулись лбами и высекли пару искр, что между злом и добром должен быть какой-то, регулирующий пересечение в давке, чёрные полосы на спинах скунсов и белые камни Москвы. Выросло из фантазии, из истерики, чтоб такой договор существовал, какие-то силы, какая-то упорядоченность, не бесконечные склоки за итоговые подписи под всем и бриллиантовые зубы, мне не хотелось убирать склоки, однако наполнение их чем-то вроде того, могла быть наполнена такая воображаемая хартия, делало моё воспалённое валидным жаром нутро не таким воспалённым, а сам жар более гештальтовым. Обмусолив всё это раз или два, понял, надо идти. Составил заключение, вышеупомянутые субстанции подкатываются под бок с начала человечества, значит и зародились когда-то тогда, вместе с понятиями. Нужен был свидетель времён, тогда ещё не дознались до эволюции, но и совокуплять всё с пинком под зад из Рая я не хотел, чувствуя большой подвох. Помимо алхимии, я свистел по астрономии, кипятил чайник только по звёздам, Зодиак, всякие там влияния на судьбы, приливы и карточные долги. Руководствуясь в таком роде составил карту не вполне неба и не вполне земли, этакую проекцию с горизонтом посередине в сторону с юго-запада на северо-восток, как если бы я смотрел лёжа на дрейфующем с востока на запад айсберге в теперешнем море Бофорта, какой она была во времена зарождения гоминидства, то есть с некоторым разбросом физических дат. Сопоставил её с нынешней, подмазал исследование несколькими крупицами криптоалхимии, вам не обязательно знать, вывел, что в мире и после пандемии и до пандемии затаился предмет или существо, расположенный, приблизительно в таком-то углу земли, сам не хочет, но источает, но не гравитационную и не термодинамические потенциалы. Готффрид вымелся из покоя, отсутствовал около, возвратившись, расстелил на придвинутом несколько свитков, квадратных, обрезанный под линейку кленовый лист, широких. Распёр чашами с вином, бутылью, извлечёнными из кармана перфокартами, с каминной полки пресс-папье в виде стоящего на четвереньках рыцаря, оторванным от шлема (не при мне) продолговатым забралом. Свитки испещрены вычислениями через штампы, разбирался совсем худо, но и названия народов, географических мест, бесконечных имён, не то древних людей, не то демонов из религиозной книги, вроде «Гаргантюа и Пантагрюэль», «Библии», «Пятикнижия», «Комментариев на Петра Ломбарда» и «Век разума». Всё на русском с латыни, Готффрид наряду с французским, английским, итальянским, германским и польским. Последний вперемежку с русским вроде родного, Монтрё Набокову. Насколько смог выяснить, огласил криком польский Мальборк или под стенами, родители (по крайней отец, матерям в то значения не больше чем кормилицам) покидали замок, построить где-то свой новый (обыкновенно подобные осуществления сидя в старом скольбы ни ветх камин, задаёт вектор всему, последовало далее). Готффрид, расположив к нашему удобству, не считать прикованные к столу чаши, начал суть рассуждений. Логичнее всего было исходить, человечество создал Бог, поверьте, тогдашние обстоятельства располагали, расселил по земле, поставил на перекрёстке указатель с исследуемыми понятиями, однако импульс моего интереса есть допущение, человечество хоть раз в жизни облагодетельствовало само себя, пусть и без пленума. Изучение экуменического человека как он есть и был. Исходил из биологического развёртывания, местом первых кухонных ругательств выбрал Африку. Пришлось пожариться там семь лет, коверкая язык языками, учась возбуждаться на обвислые груди и рисунки на скалах, расцветали плоды. Мне сообщили, меньше девяноста, больше семидесяти тысяч назад, начиная от сегодняшнего, пять тысяч мэйфлаурцев послали в жопу пеклопарламент и жирафов и переселились сперва в Азию, после в Европу. Возможно пятки жгла лава вулкана где-нибудь в южной Азии или на Канарских, не далеко и не близко от колыбели. Я подумывал о Тоба или Табуриенте, кальдеры в самый раз. В то время было не до. И потом, не в устной же форме, нужно хоть несколько букв, так ведётся речь об изобретении письменности. Шумеры, пять с половиной тысяч назад, да с них и сталось бы подписать мою хартию, но, никто не спрашивает про уполномоченных лиц. Пошёл высчитывать по звёздам, по коим можно высчитать, вам не худо будет это узнать, обстоятельства рождения вашего любезного Л. К., пульсируют у вас между ушей. Вы думаете, вот дебилоотсталый, помстилось и из Сахары в Калахари, из Калахари в Карру, а всего и надо, сесть перед камуфлетировавшим тиглем, да сообразить, нужна письменность и те, был достаточно зол и достаточно добр. Это паломничество, паря, сделаться самим человечеством, ради которого всё и затеяно, влезть в шкуру, покататься на бивне, тереть дольше чем живёшь, перестать бояться молний, не обращать внимания на являющиеся во снах образы древних ящеров и тогда впереди замаячит неверный, однако же хоть какой-то. Первые признаки, вся система к упорядочению, появились в 960-е до нашей. Понял сличая «Бамбуковые анналы», насколько главный это источник и из скольких, и чего, и какого именно Китая, вам объяснять не надо, со второй подобной «Ши цзи», исторические записки, составлением мир Сыма Цянь, историографу и гиппарху, оставим. В обеих этих книгах, по-разному завуалирован один из походов Му-вана, правителя из династии Чжоу. Этот кровожадный монголоид достиг места, где отдыхали синие птицы на горе Саньвэй. Оставьте иносказания для своих интермедий, а аллегорические выражения для стегания, синие птицы есть синие птицы. Синие птицы и есть свидетельство, очнитесь, хоть вы и не Чарльз Дарвин. Подозревал что это за предмет, в общих чертах, основываясь на свидетельствах ещё более древних и ненадёжных чем показания Джузеппе Бальзамо, тогда на подобные вещи большая мода, однако только не в таких, я понял это давно, и доищешься правды. Запишите, 964-й год до нашей эры. К этому дню хартия подписана. На вашем чересчур высоком лбу читается иронический вопрос, так готовьтесь получить иронический ответ: подите на хер со своей иронией. Она могла быть составлена и утверждена и за триста до трёхзначия, а синих птиц обнаружили только тогда или только тогда описали эту встречу, я знаю это лучше вас. Есть, есть ещё отрада исследователю, растопырьте руки и в них падёт доказательство, что птицы были встречены Му-ваном едва ли не сразу после подписании. Я тогда остановился в Мальборке и решил вечером посетить место, закрытое для общества, только избранных. Всяких завывателей над рунами и ночующих в котлах. Мальборк главной резиденцией Тевтонского, так что вы должны представлять себе обстановку. Христос на каждом перекрестии, дева Мария стирает за весь город, воздадим должное псевдокультической сляпанности, а, как следствие, отрицание колдовства и науки, как будто это может навредить. И безусловное принятие одного за другое как если бы еврейский остракизм принимался за орфоэпию Торы. Хозяев того заведения, как раз возле часовни святой девы Марии, хоронили великих магистров, можно не то что даже понять в их дерзаниях не высовывать носа, но предложить оный отсечь. Я подошёл к сокрытой во тьме проулка двери и постучал особенным. В той два прямоугольных оконца, одно на высоте головы, другое – пояса. Всегда объяснял, в средах где можно отведать суп из лягушек привечают карликов, но спустя после моего стука отворилось нижнее и оттуда на сапоги ударила урины. Я не отошёл, а он не прекратил обгаживать, пока не сделался пуст. В награду за терпение дверь отворилась и за ней Куно фон Либенштайн, тогдашний великий комтур, ещё до своей во Францию. Смекаете? Вставил гору Саньвэй в восточную задницу Китая на своей карте и отправился. Через три года возвратился, разлёты век притянуты к вискам, но не с пустыми руками. Спрятал в окрестностях Солькурска, обещало сделаться по-губернски мило. Однако ведь я бывал и в пещере, где подписали, рассчитывать что-то в той одно удовольствие, пот с доброзлыми эманациями втягивается обратно. Две седмицы дожидался подходящего стечения небесных, потом ещё дрожал от гелиоцентрических туч. Но всё выгорело. Странная синергическая штука. Отправной точкой гора Саньвэй, всё это время распирала бочка, она противоположна месту где хартия распята в сей момент. Слыхали о предварении равноденствий? Помотал головой, автоматон-симулякр. Прецессия, медленное передвижение точек весеннего и осеннего. Сосчитав с помощью той эпицикл, кривую, получающуюся, если мы точку, описывающую с равномерной быстротой окружность круга, в то как одновременно центр этого круга описывает окружность вкруг другой точки. Небообъектом горы, Луна. Эвекция её, наиболее значительное из неравенств, обусловленных притяжением Солнца в долготе самой Луны, при движении её по эллипсу вокруг Земли, исчислена задолго до меня и равнялась 32 дням. Мне оставалось только параллакс от точки горы. Параллакс, угол, составленный линиями, идущими от светила к центру Земли и к наблюдателю. Проще говоря, угол, под которым виден со светила земной радиус места наблюдения. Сейчас суну под нос формулу. Столь добросовестно изображал процент ко всей этой астрономической, никак не могло существовать, решил углубиться в самые. Вскочил на ноги, стоящего за нашими спинами серванта, извлёк из ещё пожелтевших, расположил поверх уже распятых. Вот, да не кривите вы рожу, хоть самообразуетесь. Так: SinП=R/A. П – собственно параллакс, R – радиус Земли, А – расстояние светила от центра Земли. И что в итоге, я и так уже забыл всё что знал? Долин Печали на земле четыре. Абсурд, значит все параллаксы можно предоставить для колосажания, за ними потянется и остальное. Из Солькурска пошёл на юг, чтоб не морозить задницу по юртам. Через четырнадцать пути уточнил маршрут и южная долина с небосклона исчезла. А, мымра, думаю, попалась. Да не брешите, небось пали духом. Сейчас существенно, как выбрал верное. Не томи, бывший звонарь. Снова пошёл на юг. Такое хитрое синкретизическое место, существует во всех частях света и ни в одной, метафизическая химера, когда хочешь обонять мираж, она появляется, когда хочешь постирать свои портки в её реке, исчезает из соображений действительности. Пользуясь своим всевидящим котлом-мимесисом, видел одну долину Печали, была на юге. Никогда не шёл снег, не продували ветра, разве что революционные, дождь, что бы были довольны пальмы, набухали и рассыхались кресты, река обновлялась от всего, сбрасывали сёстры. Больше не грозил кулаком небесным буркалам, которые только сбивать (наконец-то озарение). Пешком пёрлись? Ехал на муле, я же не древний грек. Второго вёл под поклажей. Прихватил парочку ухищрений, чтоб развлекать встречных и обогнанных. Представляю и дрожу, по Европе, оправляющейся от чумы, мертвецов больше чем живых, не знают кто они и где оказались, едет звонарь-папа Римский в изгнании, ведя мула, невозможно увидеть из-за тюков и свёртков с настолько гекатомбическим содержимым, Чёрная смерть может устроиться вновь, в иной ипостаси, сам называет «ухищрения».